Через год – 1 августа 2014 года – исполнится столетие с начала Первой мировой войны, которая в какой-то мере оказалась забытой, за давностью лет потерялись имена ее героев. А ведь и на наши земли она принесла неисчислимые бедствия.

В 1916 году в окрестностях Барановичей проходила наступательная операция, которая должна была поддержать Брусиловский прорыв на Украине.

Самые важные события происходили в районе деревень Скробово (делится на Горное Скробово и Дольное), Столовичи, Дарево. Здесь русская армия понесла наиболее тяжкие потери.

Много судеб сломала линия фронта в окрестностях нашего города.

Сколько мужчин в расцвете сил положили здесь свои головы! Сколько осталось раненых и изувеченных! Сколько семей лишилось кормильцев! Сколько сильных, умных, трудоспособных потеряла страна! Более того, тяжелые потери в ходе Барановичской наступательной операции подтолкнули к гибели Российскую империю.

У людей должна остаться память о событиях и людях, волей судьбы попавших в кровавую  битву на нашей земле.

Поэтому давний автор нашей газеты учитель истории Жемчужненской средней школытИрина Дубейко расскажет вам, уважаемые читатели, об интересных фактах, которые происходили на территории нашего края в годы войны. Все фото, которые будут здесь представлены, сделаны недалеко от Барановичей.

Немцев в Первую мировую называли «германцами», поэтому этот термин будет часто употребляться в представленной редакции работе.

Итак, открываем для вас страничку истории, чтобы знали, помнили, понимали…

Местечко Барановичи и его окрестности в первый год войны

Первая мировая война принесла на наши земли неисчислимые бедствия. Сохранились воспоминания о природных явлениях, предвещавших трагедию.

Воспоминания учителя Городищенской школы В.В. Томко:

«Былі ж у гэтым годзе і знакі нябесныя, Боскія: зорка з хвастом і зацьменне сонца – папярэджанне людзям. Зацьменне сонца – дзіўная гэта была з’ява, – калі раптам бліскучы дыск сонца пачаў закрывацца другім чорным кругам, аж зусім на хвіліну прапала сонца, сцямнела, як уночы, паказаліся зоркі, стала сцішна і холадна, стрывожана накіравалася з пашы дадому жывёла, палезлі на седала куры, але хутка пеўні ізноў віталі сваім галасістым спевам сонца, што вызвалілася з абдымкаў цемры». 

Население жило в преддверии тревожных событий и всячески помогало фронту. Вот о чем говорится, например, в церковной летописи Вольно-Черниховского прихода:

«Церковный староста Ефимий Поляк усердно и ревностно собирал пожертвования на Красный Крест и на нужды воинов. Комитетом или церковным попечительством внесено за август 1914 г. на Красный Крест 25 руб., а за сентябрь – 20 руб. 25 коп. Кроме того, собрано среди прихожан 450 пар белья в качестве пожертвования для воинов и сшито из пожертвованного холста матушками и девушками-прихожанками 50 пар белья и дюжина полотенец. В 1914 г. вслед-ствие сильной засухи яровые посевы были очень слабы, сена заготовили очень мало. Только озимая рожь была вполне удовлетворительной. Для крестьян нашей местности год этот тяжелый, так как цены на всё по случаю войны чрезвычайно высокие».

Скобелевский лагерь

К 1914 году Барановичи были уже достаточно крупным городом с населением 30 тысяч человек, четырьмя церквями, семью школами, восемью заводами, двумя аптеками, театром и кинотеатром. Рядом с Барановичами размещался знаменитый Скобелевский лагерь, куда выводились на маневры войска Виленского военного округа. Барановичи были важным стратегическим центром Российской империи, так как являлись узлом главнейших путей Москва – Минск – Брест-Литовск и Вильно – Ровно. С самого начала войны в местечке и окрестностях концентрировались крупные военные силы.

В лесу возле казарм железнодорожной бригады в течение первого года войны располагался главный штаб вооруженных сил России – Ставка Верховного Главнокомандующего. Теперь это примерно территория Южного микрорайона, улица Свердлова. От железнодорожной магистрали к этим казармам было проведено несколько путей, на которых разместилась в нескольких поездах Ставка.

В первом поезде находился великий князь Николай Николаевич, который возглавил Ставку, и его брат великий князь Петр Николаевич. Рядом находилась ближайшая свита – начальник штаба генерал Янушкевич, генерал-квартирмейстер Ю.Н. Данилов с офицерами своего управления, протопресвитер военного духовенства отец Георгий Шавельский, представители союзных армий. В каждом поезде был свой вагон-ресторан. Чинам штаба обеспечивался максимальный жизненный комфорт и удобства для работы. Кроме штаба Верховного Главнокомандующего в Ставке имелись канцелярия, секретная аппаратная и военно-полевая церковь. Штаб занимался разработкой планов и стратегическими вопросами.

10 августа 1915 года командование Ставкой принял император Николай II. Российский император посетил Барановичи около 10 раз и пробыл в Ставке в общей сложности около двух месяцев. Зачастую без всякой торжественности синий царский поезд прибывал на пустующие железнодорожные пути. Поезд был построен в 1894–1896 годах, состоял из одиннадцати вагонов. Часть из них предназначалась для императорской семьи и свиты императора. Другие вагоны занимал багаж, служащие и кухня, последний использовался как церковь. Вагоны поезда были окрашены в синий цвет, швы украшены позолотой. Все деревянные части внутри поезда были сделаны из индийского тика. Мебель из карельской березы в купе Николая II была обита коричневой кожей. Между купе императора и императрицы находилась биметаллическая ванна, которая снаружи была медной, внутри – серебряной.

Из воспоминаний генерал-майора Е.З. Барсукова о рабочем графике государя:

«В Барановичах на укрытых в лесу запасных путях стоял в то время царский поезд. Зачем туда приехал Николай II, какие военные и госу­дарственные дела его интересовали? Я думаю, что никакие, так как я из своего вагона ежедневно наблюдал, как ровно в 12 часов дня Нико­лай II в сопровождении дворцового коменданта Воейкова,  гофмаршала Долгорукова, генерала свиты царя Орлова, отличавшегося чрезвычайной полнотой, 2–3 полков­ников из флигель-адъютантов, отправлялся пешком на прогулку, длившуюся два часа. Затем с 4 до 5 часов бывал у царя чай, с 7 до 8 часов вечера обед, который иногда затягивался до 10 часов вечера, когда подавался ве­черний чай с легкой закуской и, вероятно, с выпивкой. При таком распорядке дня у царя оста­валось мало времени, чтобы вершить государственные дела великой Рос­сии»

Царь последовательно вел дневники. Когда знакомишься с его дневниками,  поражает, что он больше интересовался природой, праздно проводил время, будучи восторженным романтиком, но не военным, радеющим об обороне Отчизны. Последние записи сделаны за месяц до захвата Барановичей немцами, но ничто в его рассуждениях не предвещало беды или беспокойства. Царь даже не подозревал, что его беспечное отношение к этой войне сломает и его судьбу.

 Из дневника Николая ІІ. 1915 год:

«10 мая. Воскресенье. Великолепный день. После завтрака сделал прогулку на моторе и пешком по окрестностям Баранович и вернулся только к 6 часам. Вечером дышал чудным воздухом здешнего леса.

11 мая. Понедельник. Жаркое утро. В 2.25 отправился за 30 с лишним верст к очень красивому озеру Свитязь, которое обошел кругом. На обратном пути был сильный дождь, который был сильным и в Барановичах.

11 июня. Четверг. В 4.45 приехал в Барановичи. Доехал до Ставки в 5.30. Здесь для поезда устроен навес. В роще напротив поставлена палатка – столовая, где мы и обедали; рядом кухня в деревянном бараке. После обеда был короткий общий доклад.

15 июня. Понедельник. Поехал в моторе через Новую Мышь в Домашевичи. Оттуда пешком мимо имения, вдоль железной дороги около 7 верст мотором. Вернулся в 5.30. Читал и писал. Вечером занимался.

16 июня. Вторник. Очень жаркий день с южным ветром. Утро провел по обыкновению. Поехали в 3 часа через красивый лес по дороге на д. Великие Луки, вылез и пошел обратно лесной дорогою.

17 июня. Среда. Такая жара. После доклада был занят стрижкой волос и чтением. В 2.25 отправился в знакомую поездку к озеру Свитязь. Погулял по красивому берегу, пока Федоров и Саблин купались с шоферами. Вернулся около 6 часов. Читал и потел в вагоне.

18 июня. Четверг. День простоял очень жаркий. После завтрака предпринял хорошую прогулку в моторе на д. Великие Луки и по Брестскому шоссе назад через ту же деревню. Красивые леса и места.

20 июня. Суббота. После доклада пошел смотреть уральскую баню. В 2.25 поехал к Скобелевскому лагерю, к железнодорожной станции и по песчаной дороге вернулся на Брестское шоссе, оттуда назад через Великие Луки. После чая пошел проводить конно-пулеметную команду Лейб-Гвардии Казачьего полка, уходящую вперед к своей бригаде. Занимался до обеда.

22 июня в 11.45 сел в мотор и со всеми лицами свиты отправился через Полонку, Слоним, Пружаны в Беловежскую пущу. После холодного завтрака обошел дворец и поехал в зверинец. Видели там большое стадо зубров и оленей. К 11 часам вернулся в Ставку.

26 июня. Пятница. Жара была утром немилосердная. Принял ванну. Началась гроза с освежающим ливнем, которая продолжалась весь завтрак. Палатка выдержала хорошо. Поехали целой компанией к озеру Свитязь, хотел купаться, но не удалось, т. к. пошел дождь. Вернулись в 6 час. Погода улучшилась, и стало гораздо прохладнее – утром было 24 в тени, а вечером 13».

В связи с приближением фронта и отступлением русской армии 9 августа 1915 года Ставка была переведена в Могилев.

Барановичам война несла разорение. Часть населения была мобилизована, оставшиеся же в городе мирные жители испытали лишения. Жители из прифронтовой полосы выселялись. Сотни семей были вынуждены покинуть родные места и уехать на восток. Толпы беженцев тянулись через город.

Русские войска, выполняя указания командования, при отступлении уничтожали все, что нельзя было вывезти. Сухарный завод, мельница, казённый винный склад, амбары обеспечивали российскую армию сухарями, спиртом. За несколько дней до отступления армии из Барановичей был подо-жжен спиртоочистительный завод, а в последний день были взорваны вокзалы, сухарный завод, военные мастерские и железнодорожное полотно.

20 июня 1915 года великий князь Николай Николаевич телеграфировал главнокомандующим:

«Прибывший только что граф Велепольский доложил об уничтожении целых селений на некоторых корпусных участках, о бессистемности эвакуационных распоряжений, о неправильно создавшемся, видимо, у населения и войск понятии, что это меры репрессии. Уничтожение частного имущества без оценки и без права сохранения его владельцами порождают уныние, озлобление, смуту. Прикажите все это немедленно устранить».

Именно поэтому понесенные потери тщательно документировались. Царское правительство обязалось все компенсировать пострадавшим хозяевам после войны.

Вспыхнула эпидемия дизентерии и холеры. Помощь нуждающимся людям оказывали местные помещики. Землевладельцы Вержбовские, Карповичи и врач Крашевский открыли в районе деревни Гатище холерный барак на 50 мест, приют для детей-сирот на 50 мест, приют для стариков. В имении Чернихово помещик Рдултовский организовал пункт питания на 500 порций ежедневно. Около вокзала в Барановичах находился лазарет графини Браницкой для офицеров на 20 кроватей. Сама графиня и две ее дочки были в нем сестрами милосердия.

Сложная экономическая ситуация временами приводила к волнениям. 17 мая 1915 года во время ярмарки в деревне Ишколдь крестьяне, возмущенные повышением цен, стали громить лавки и бить их владельцев. Начальник Минской губернии в октябре писал, что в границах Минского и Новогруд-ского уездов в тылу 4-й армии находилось под открытым небом большое количество беженцев. Они не имели средств к существованию, поэтому значительно опустошили запасы мест-
ного населения. 1 и 2 сентября 1915 года немецкая авиация бомбила толпу беженцев на станции Барановичи. Было много убитых и раненых.

Воспоминания жителя д. Люшнево Зенько Евсея Яновича:

«Адступленне рускіх войскаў працягвалася. У хуткім часе пачалі чуваць выстралы гармат. Перад самым сялом ужо былі выкапаны акопы. За два дні ўся маёмасць, якую толькі маглі змясціць на вазы, была на іх пагружана. Быццам цыганскі табар даўжынёй у 2 км, усе накіраваліся на ўсход. Затым гэты табар падзяліўся: адны накіраваліся ў бок Баранавіч, другія –  на Гарадзішча. Ніхто не ведаў, што чакае далей. У канцы сяла стаяў вялікі драўляны крыж. На ім віселі два ручнікі, а паміж ручнікамі маленькая калысачка з выявай Збавіцеля. Тут, пры выездзе з сяла, усе спыняліся, фарміраваліся ў асобныя групы родныя, сябры, лю-дзі з адным поглядам на жыццё. Усе са слязьмі на вачах глядзелі на роднае сяло. Некаторыя падыходзілі да крыжа, хрысціліся, цалавалі абраз Збавіцеля і ішлі няведама куды.

Некаторыя бралі з сабой кароў, прывязаўшы іх да воза. Лічылі, што малако – самы неабходны прадукт харчавання ў дарозе. Многія ўсю скаціну здавалі ў войска за грошы. Страшнае гістарычнае бежанства. У Люшневе нікога з гаспадароў не засталося. Гэта было ў апошнія жнівеньскія дні 1915 года».

Начало военных действий

Российская армия с тяжелыми боями отступала. В сентябре фронт подошел к Сервечи и Щаре. Церковная летопись Вольно- Черниховского прихода:

«19 сентября 1915 г. фронт остановился на границе прихода Стайки-Бартники. Деревни Стайки, Заровье, Некраши, Бартники разбиты снарядами, и пострадало мирное население. Село Вольно неоднократно подвергалось обстрелу (19, 20 сентября, 9, 10 и 11 октября). Бомбы с немецких аэропланов не дают покоя».

20 сентября 1915 года велись бои за Полонку, 21–22 сентября – бои на Мышанке.

Из немецких донесений (архив Первой мировой войны):

«22 сентября группа армий генерал-фельдмаршала Леопольда Баварского  атаковала позиции у Молчади и Новой Мыши.  900 человек взяли в плен и захватили 3 пулемета. 24 сентября вышли к верховьям Щары и реке Сервечь».

Фронт задержался на линии реки Щара, около 6 километров на восток от Барановичей. Германцы заняли позиции обороны, сразу же начав постройку укреплений.

Воспоминания бывшего учителя Городищенской школы В.К. Томко:

«Праз некалькі дзён у вёсцы з’явіліся немцы. Яны загадалі вызваліць некалькі гумнаў для коней, а самі размясціліся па хатах. У сценах гумнаў новыя гаспадары прарэзалі вокны, сцены ў сярэдзіне пабялілі вапнай, толем абабілі няшчыльныя звычайна ў гумнах дзверы і толькі тады паставілі коней і вазы. Ужо праз паўгода там жа была пабудавана лесапілка, і немцы пільна і метадычна пачалі выкарыстоўваць, г.зн. высякаць і нішчыць цудоўныя казённыя лясы ля Мікуліч і іншых вёсак. Прыватнаўласніцкіх і сялянскіх лясоў пакуль што не чапалі, хапала і казённых, а ў прыфрантавой паласе яўна не хапала рабочай сілы».

Россия была первой в мире страной, которая имела с начала 1915 года бомбардировочную авиацию дальнего дей-ствия – воздушные корабли «Илья Муромец». Легкие аппараты того времени были не в силах проникать далеко за линию фронта противника. Только «Муромцы» могли совершать продолжительные полёты, доставлять точные сведения о движении поездов, о позициях врага, о появлении новых аэродромов, подвергали бомбардировке важные объекты противника. «Илья Муромец III» был единственным самолетом такого типа на Барановичском участке Западного фронта. После эвакуации из Брест-Литовска он перелетел в Слуцк, откуда продолжал свои налёты на Берёзу-Картузскую, Скобелевский лагерь. Этому воздушному кораблю была дана задача: задержать наступление вражеских войск. 5 ноября 1915 г. немного южнее Барановичей «Илья Муромец III» разбился. На борту находились командир штабс-капитан Д.А. Озерский, заместитель командира лейтенант М.П. Спасов, член  Государственной Думы полковник  Звягинцев, механик, унтер-офицер Фогт. Самолет имел 425 килограммов бомб. После того, как восемь бомб было сброшено на станцию Барановичи, самолет попал под сильный огонь немецкой зенитной артиллерии. Внезапно остановились оба левых мотора, получился большой крен, который не удалось выправить. Корабль упал на землю с высоты 200–250 метров. Спасов чудом выжил. Бомбы, находившиеся на борту, не взорвались. Вследствие этой катастрофы был уничтожен один из лучших российских самолетов.

21 декабря 1915 года на станции Погорельцы собрались высшие военачальники для встречи царя, который прибывал на Западный фронт с целью осмотра войск.

Из воспоминаний  В. Е. Павлова «24 пехотный Симбирский генерала Неверовского полк»:

 «В середине декабря на фронт приезжал Го­сударь Император и делал смотр войскам в рай­оне Барановичей. От 24-го полка на нем бы­ла сводная рота от всех частей полка. Ротой командовал поручик Федоров, а на первом взводе стоял подпоручик Павлов. Вызванные к Государю офицеры – кавалеры ордена вы­слушали его слова, заключенные фразой: «Не положу оружия, пока хоть один неприятель­ский солдат будет на земле нашей!» 

К лету 1916 года фронт установился на линии оз. Нарочь – местечко Сморгонь – р. Сервечь – м. Цирин – оз. Колдычевское – р. Щара – м. Крошин – д. Адаховщина – д. Дарево – оз. Выгоновское – Огинский канал.

Воспоминания бывшего учителя Городищенской школы В.К. Томко:

«Зусім недалёка, за Паручыном ды Гарадзішчам, сваім цяжкім подыхам напамінаў аб вайне фронт. У некаторыя дні было спакойна: зрэдку толькі чуўся гарматны стрэл або выбух снарада ды коратка, як бы ляніва, недзе здалёку ледзь чутна тарахцеў кулямёт. Але другім разам, як бы абуджаныя, узнімаліся страшэнныя здані вайны. Неба перад світаннем праразалася пасмамі прамянёў пражэктараў, то ў адным, то ў другім месцы неба на ўсходзе яскрава запальваліся і хутка згасалі ракеты, а на світанні, бы навальнічныя грымоты, пачыналася безупынная артылерыйская кананада, і зямля дрыжэла ад моцных выбухаў. Калі развіднялася, гарматы заціхалі, але ад аднаго краю далягляду да другога перасыпаўся, прыцішаны адлегласцю, незмаўкаючы ляскат кулямётаў і ружэйных стрэлаў».

 

Барановичская наступательная операция

Атака немцами Вердена подорвала силы французской  армии. Союзники потребовали

у русских начать наступление против австро-германцев. Так была разработана наступательная операция, известная в истории под названием Брусиловский прорыв.

Главный удар планировалось нанести в юго-западном направлении силами 8-й армии

на Луцк против 4-й австрийской армии Линзингена. Западный фронт должен был поддержать наступление в районе Молодечно и Вильно силами 4-й и 10-й армий.

Вскоре было решено нанести главный удар Западного фронта под Барановичами.

Эта  перемена направления удара была непродуманной. В результате успешного наступления у Вильно и Луцка можно было взять германцев в «котел».

У Вильно – Молодечно не было таких естественных преград, как у Барановичей.

Поскольку сто лет назад территория от Столовичей до Крошина была более болотистой, наступление предусматривалось на более твердой почве севернее Столовичей – на Скробовском участке фронта. Русские своим бездействием позволили немцам основательно окопаться за 9 месяцев (с сентября 1915 по июнь 1916 года) и построить солидные подъездные пути и оборонительные сооружения. Можно дать следующую периодизацию наступательной операции русских под Барановичами:

1. Бои под Столовичами 13–14 июня 1916 года.

2. Комбинированный удар Барановичской операции – 2–8 июля. Попытка прорвать фронт с трёх участков.

3. Разрозненные выступления – 9–24 июля. Способ ведения боя – малыми скачками при последующем закреплении на занятых позициях.

Лавинообразные атаки 25 июля – 9 августа. 

Бои под Столовичами закончились безуспешно, поэтому планировалось провести наступление в начале июля с трёх участков фронта:

а) Скробовского (Карчево – Городище – оз. Колдычево);

б) Столовичского (оз. Колдычево – Столовичи – Адаховщина);

в) Даревского (Дарево – Русино – Чвары).

Прорыв неприятельского фронта был намечен на участке длинного лесистого отрога, остро и далеко выдвигавшегося на северо-восток к фольварку Дробыши возле фольварка Меховичи, называемого «Фердинандов нос». Участок «Фердинандов нос» назывался так в честь длинного носа болгарского царя Фердинанда I, втянувшего Болгарию в войну против стран Антанты. Теперь в деревне Скробово это место называют «Кобринова гора». Там сохранились остатки дотов, с которых велся обстрел наступающих.

Удары наносились русскими трижды – 3, 4, 8 июля – с поразительным постоянством: дважды в сутки, в 1-2 часа ночи и в 17-19 часов вечера. Нем-
цы заранее предугадывали, когда будут производиться атаки, и были к ним готовы. В 2 часа ночи  3 июля  части 46-й, 5-й, 42-й пехотных дивизий (Скробовский участок), 1-й, 2-й гренадерских дивизий, 81-го пехотного полка (Столовичский участок), 9-й и 31-й пехотных дивизий (Даревский участок) двинулись в атаку, пользуясь предрассветной темнотой и туманом. Наступление их было замечено только при подходе к передовым окопам обороны. Через час-полтора атакующие ворвались в первую линию австро-германских окопов почти на всем фронте.

По плану командования, правый фланг 4-й армии – 25-й армейский корпус генерала Ю.Н. Данилова – должен был наступать в обход «Фердинандова носа» с севера (Дольное Скробово), 9-й, Гренадерский корпуса атаковали в лоб (господский дом Скробово – Вызорок).  Генерал Рагоза объединил эти силы под руковод-ством командира 9-го армейского корпуса генерала А. Драгомирова. После прорыва неприятельского фронта и продвижения на пять-шесть километров вглубь вражеского расположения предполагалась перегруппировка и ввод в прорыв резервов для развития наступления.

На рассвете 3 июля войска 4-й армии двинулись на штурм у д. Скробово. Долина, где наступал Драгомиров, полностью обстреливалась врагом. Много людей полегло на этой территории, поэтому часть у д. Скробово ещё весной 1916 года назвали «Долиной смерти».

На Карчевском участке наибольшего успеха добилась 46-я пехотная дивизия генерал-лейтенанта Н.А. Илькевича. Полки дивизии овладели южным кладбищем у Карчева и Кутовщинской рощей, окопавшись на западной ее опушке. Ворвавшись в германские окопы, русские захватили в качестве трофеев два тяжелых артиллерийских дивизиона и около тысячи пленных. Они удерживали позиции в течение сорока восьми часов. 

На Вызорокском участке у деревень Бартники и Вызорок наступала 42-я пехотная дивизия А.Я. Ельшина. Самый трудный участок неприятельской позиции выпал на долю этой дивизии, которая потеряла в этом бою всех четырех командиров полков. В 7 часов утра 1-й батальон 42-й дивизии занял первую линию германских окопов. За 1-м батальоном двинулся 2-й батальон. Командир 166-го пехотного Ровненского полка полковник Сыртланов со знаменем в руке впереди всех первым вскочил на бруствер неприятельского окопа, где пал смертью героя. Чтобы знать, в каких условиях велся штурм, достаточно сказать, что 3-му батальону 168-го пехотного Миргородского полка полковника Савищева пришлось преодолеть 50 рядов наэлектризованной проволоки. Успех атаки дорого стоил – 3-й батальон вместе со своими офицерами почти весь погиб. Части 42-й пехотной дивизии овладели двумя рядами неприятельских окопов у деревни Вызорок, продвинулись вперед на 3 километра.

На Скробовском участке наступления в бою проявились как героизм воинов, так и нерешительность некоторых начальников. Командир 5-й дивизии генерал П.А. Никитин в ответст-венный момент боя задержал наступающих в центре ударной группы.

Вот как эта атака описывается очевидцем.

Из мемуаров А.А. Шихлинского «Мои воспоминания»:

«19 июня (2 июля) в ясный день началась артиллерийская подготовка атаки. Артиллеристы действовали прекрасно. Снаряды их ложились точно. Были уничтожены проволочные заграждения на большом участке фронта. В одном месте артиллерийским огнем очистило лесной участок. За ним обнаружились новые фортификационные постройки немцев, которых не было на нашем аэроснимке, произведенном до начала атаки. Я посоветовал сейчас же перейти в атаку, пока немцы не успели одуматься и привести себя в порядок. Драгомиров не согласился, сказав, что впереди ночь, и на незнакомой местности нам будет трудно ночью устроиться.

На другой день рано утром 42-я дивизия корпуса Драгомирова под командой бравого генерала Ельшина начала атаку. Полки смело двигались вперед. 5-я дивизия генерала Никитина получила приказ атаковать. Никитин, которому Драгомиров подчинил еще 55-ю дивизию 35-го корпуса, две дивизии сбил в свои окопы и ни одного шага вперед не сделал. Драгомиров терпел. Полки 42-й дивизии спустились вниз и под сильным артиллерийским огнем перешли вброд реку, прорвали первую полосу немцев и залегли перед второй полосой. Никитин не двигался с места. Только перед закатом солнца, когда выяснилось, что перед Никитиным никого нет, он двинулся вперед и занял территорию, которая была уже очищена от немцев. Атака была отложена на следующий день. Ночью немцы перегруппировали свои части и на рассвете взяли под перекрестный огонь пулеметов и пушек вылезшие вперед полки, которые понесли очень большие потери и вынуждены были отойти в исходное положение. Атака была сорвана».

Левее, у деревни Вызорок, гренадеры были расстреляны на проволоке. Разведка не успела проверить, смогла ли артиллерия пробить проходы в проволочных заграждениях.

После дня артиллерийской подготовки в 19.00 4 июля части Гренадерского,  9-го, 35-го, 10-го армейских корпусов снова двинулись в атаку. Атака не имела успеха. Автор мемуаров «Пробуждение. Будни полковой разведки» служил в 10-м армейском корпусе, что наступал на Даревском участке. Он рассказывает о трагической гибели в этот день солдат 31-й пехотной дивизии.

Из мемуаров М.Н. Герасимова «Пробуждение. Будни полковой разведки»:

«С восьми утра началась артиллерийская подготовка на участке Воронежского полка. Эта подготовка производила грандиозное впечатление: воздух сотрясался сплошным гулом, отдельных выстрелов не слышалось, но все как бы содрогалось.  По-видимому, огонь вели сотни орудий одновременно. Окопы немцев против Воронежского полка затянулись густой пеленой пыли и фонтаном земли, в котором беспрерывно сверкали разрывы снарядов. Такой уничтожающий огонь продолжался несколько часов. Нам казалось, что такой силы артиллерийский огонь должен был смести все, на что он направлялся, и ничто живым не могло уцелеть. Несмотря на ужасный огонь нашей артиллерии, какая-то часть немецких пулеметов оставалась не уничтоженной. Воронежский полк после ожесточенной артиллерийской обработки немецких окопов перешел в атаку, рассчитывая быстро ворваться в расположение противника. Но уцелели два немецких пулемета и отбили атаки полка. Воронежцы понесли ужасающие потери, в полку осталось лишь 25% офицеров. Раненых вытаскивали всю ночь. Убитых попросту не смогли подобрать. Наутро следующего дня трагедия повторилась, но уже с Тамбовским полком, заранее развернутым в затылок Воронежскому. Стояли жаркие дни, чередующиеся проливными дождями.
Немцы беспрерывно вели по ночам пулеметный огонь и не давали нашим соседям убирать убитых. Тысячи трупов быстро разлагались, и воздух был заражен отвратительным сладковатым запахом, доносившимся с участка воронежцев, особенно когда оттуда дул ветер в нашу сторону, напоминая всем о происшедшей бойне».

Войска повсюду встретили сильное сопротивление и с потерями отошли обратно. 

Вечером 7 июля 1916 года на позиции 67-й пехотной дивизии прибыл из Петрограда английский корреспондент газеты «Таймс» Роберт Уилтон. Этот корреспондент детство и юность провел в России, поэтому в совершенстве владел языком, знал обычаи и нравы страны. 

8 июля 1916 года в бою у Скробово, во время атаки 267-го Духовщинского полка, корреспондент выделился храбростью и милосердием.

Из воспоминаний Роберта Уилтона:

 «Это была самая потрясающая гроза из тех, которые я когда-нибудь видел. Настоящий циклон клонил гигантские леса, как солому. Немцы, нер-
вно воображая, что мы спешим укрыться, стали интенсивно обстреливать наши укрепления. Я пошел посетить полк, который только что вернулся с передовых окопов и потерял половину своего состава убитыми и ранеными. Где еще найти таких людей, которые стремились бы вернуться на передовую! Я сделал несколько фотографий. Затем посетил лазареты. С обычным пренебрежением к человеколюбию немецкие самолеты каждое утро прилетали их бомбить.

Утром генерал Драгомиров и начальник его штаба полковник Искрицкий во время завтрака со мной поделились, что днем планируется артподготовка и атака в сторону Городища. Я должен был увидеть эту атаку с близкого расстояния. Было решено атаку проводить в ночное время. Меня отправили в Горное Скробово в 67-ю дивизию. Мог ли я предположить, какие день и ночь ожидают меня? 

Было около 11 часов 7 июля 1916 года. Все задыхались от жары и пыли, хотя окопы, позиции были в грязи. Меня повели в гору через грязные траншеи связи, которые располагались под прямым углом к дороге. Карабкаясь по пояс в грязи, мы с проводником поднимались к высоте. Грохот русских пушек был оглушительным. Немецкие артиллеристы нанесли ответный огонь. Под покровом огня достигли передовых позиций. Это были высокие песчаные гряды, испещренные землянками. Почти на вершине размещались подземные помещения двух полковых штабов. Один из командиров, к которым я шел, полковник Калиновский, лежал в землянке, так как был очень болен. Я посидел немного у него, чтобы попить чая и восстановить дыхание.

Мне дали двух человек сопровождения, глубокий ров связи благополучно привел нас к другой стороне хребта. Перед нами была небольшая кучка деревьев и разрушенных зданий селения. Это все, что осталось от бывшей фермы. Добежав до руин, мы заметили группу солдат. Это были разведчики, притаившиеся здесь. Целый час просидели вместе с ними. Немцы усилили огонь, и мы наблюдали, как они били по телефонисту, который ремонтировал провода. Он то исчезал в воронке, то вновь появлялся. Порой казалось невозможным, чтобы он мог остаться в живых. Когда мы потеряли его из виду и решили, что он присоединился к небожителям, он вдруг появился среди нас.

– Грязное дело, а ведь другие счастливчики получают Георгиевские кресты. Никто не думает о нас, – с веселой улыбкой произнес он.

 Я узнал, кто он, записал его данные, чтобы ходатайствовать о представлении к награде.

– Я просто делал свою работу. Это в порядке вещей, – сказал он в ответ.

 Позднее я сообщил командованию о нем. Он получил свой крест, бедняга, но немного серебра на черно-оранжевой ленте было отправлено домой, а ему был дарован другой крест – деревянный.

 Едва наступило затишье, мы выползли из своего укрытия и продолжили свой путь. Наконец вскарабкались через остатки проволочных заграждений и попали в большой австрийский окоп, который был чрезвычайно глубоким, хорошо сложенным, но чрезмерно переполненным солдатами. Почти все они спали от переутомления. Мы буквально шли по ним, пока добрались до блиндажа. Он был длиною в 22 шага и мог вместить значительные силы.

 Офицеры сидели вокруг небольшого стола и совещались. Они уже знали о моем приезде и определили меня в один из блиндажей. Здесь я познакомился с капитаном Рауном. Его предки со стороны отца приехали в Россию из Германии, но он был патриотом своей родины и воевал не хуже русских. Он рассказал мне, что был несколько раз тяжело ранен, его назначили на подготовку резерва, но он не выдержал и вернулся назад на передовую.

 Подошло время обеда.

– К сожалению, я не могу Вас угостить горячей пищей. Еды у нас мало, так как проносить пищу через долину опасно, – сказал капитан.

 Некоторое время спустя в блиндаж вошел денщик с обедом.

– Как это понимать, Иван? Я запретил ходить через долину! Разве ты не получил мое распоряжение?

– Да, Ваша честь, получил. Но я не мог сидеть на месте, зная, что Вы останетесь без обеда, – ответил юноша с приятным лицом.

 У нас был сытный обед, так как капитан вытащил из рюкзака горшочек с золотистым ягодным вареньем.

Телефонист передал сообщение, что приказано атаковать в 2 часа ночи. Мы вышли, осмотрелись. Вечерело, часть солдат пошла к ручью за водой и перервала все наши провода связи. Мы остались в изоляции. Через несколько дней нам сообщили, что немцы узнали о приказе командования и приготовились к атаке русских. Раун мне объяснил, что после полуночи часть русских будет расчищать проходы в сосновом лесу. Потом артиллерия даст на четверть часа заградительный огонь по врагу. В 2.00 наши атакующие волны будут пересекать открытую местность и болото. Наш полк будет наступать первым.

 Мы вернулись к землянке. Раун захотел написать пару слов своим близким.

– У меня предчувствие, что я не выйду живым из этого боя. Пообещайте это письмо передать моим родным. Вы найдете его в нагрудном кармане, – сказал мне Раун.

В полночь солдаты получили горячие пайки. В 1.00 все заняли свои боевые позиции. Шесть солдат рядом с нами расширили траншею. Мы стали ждать. Ровно в 1.45 начался массированный артобстрел немецких позиций. Я не могу найти слов, чтобы изобразить, что произошло дальше. Огненный смерч несся по лесу, битком набитому людьми. Раун выпрыгнул наверх и приказал мне ждать в окопе. Представьте себе непрерывный поток пуль, которые пронзали древесину, как бы разнося лес. Это сопровождалось зловещим гулом от разрывов снарядов.

Я свернулся в клубок, но от шрапнели не было никакого спасения. Со свистом падали ветки деревьев. Я был покрыт слоем земли от взрывов снарядов, молился и упрекал себя, что решился на такую авантюру. Пятнадцать минут показались мне вечностью.

– Ура! – услышал я среди отвратительного оружейного и пулеметного визга.

– Они ушли, – сказал я себе, – там идет наша первая волна.

 Чуть позже крик повторился. Это была другая волна. Больше крика не было слышно. К 2.30 наступающие подошли к неприятельским окопам, где были встречены сильным ружейным и пулеметным огнем. Потом поползли назад раненые. Огонь чуть утих. Я побежал, чтобы найти своих. Через несколько шагов нашел их. Они жались друг к другу в мелких окопах, число их, к сожалению, значительно уменьшилось. Я спросил, где командир, мне ответили, что его увели раненым. На вопрос, где их офицеры, мне ответили, что убиты или ранены. Начинался серый рассвет, который позволил мне увидеть страшное опустошение. Деревья были вырублены, вся земля перепахана кратерами, от бесконечных взрывов стояло зловоние. Воздух был пронизан разлетающимися со злоб-
ным шипением осколками. Инстинктивно я поднялся и пошел обратно с одной мыслью – я должен найти Рауна. Едва я прошел несколько шагов, как усилились крики и вопли.

– Немцы окружили нас! – поддались панике нижние чины, оставшись без офицеров.

 Это остановило меня. Выпрямившись, я выскочил из траншеи.

– Братья! Отступаем! Сюда! Сюда! Возвращаемся к нашим позициям. Немцы могут контр-
атаковать. Нельзя терять времени! – закричал я во весь голос и побежал к опушке леса, останавливая обезумевших людей.

 Я совершенно забыл о снарядах и пулях. К моей радости, паника прекратилась, люди последовали за мной. Это был важный для меня, скромного гражданского, момент. Я чувствовал, что эти люди будут следовать за мной, поэтому и говорил с ними. В то время град пуль и снарядов нещадно осыпали наши окопы. Милосердное провидение спасло меня от беды. Я видел смерть во всех ее проявлениях.

Пустая австрийская траншея поразила меня не меньше, чем поле боя. Офицер 4-го батальона Раун был контужен и получил пулевое ранение в горло. Его доставили в укрытие. Я решил, что мое место рядом с ним. Спустившись по крутой лестнице блиндажа, освещенного сальной свечой, подошел к Рауну, который лежал на кушетке. Рядом с ним стояли два его санитара. Юноша, который принес нам обед, молча плакал. Раун лежал весь в бинтах, алая струйка пенистой крови сочилась из уголка рта, его лицо было мертвенно бледным.

– Слава Богу, Вы в безопасности. А у меня последняя дорога – на небеса, – произнес он с большим усилием хриплым шепотом.

 Поскольку лестница была настолько крутой, что на носилках невозможно было вынести раненого, я с большим напряжением вынес его на руках. Как мы шли по болотистой земле, переходили ручей, я не помню. Помню только, как напряженно работало сердце.

– Тяжелый случай, но не безнадежный, – сказал после осмотра полковой хирург.

 А рядом потоком шла, ковыляла, хромала процессия из раненых. Немцы обстреливали нас беспощадно. Сначала я решил, что они стреляют по русским резервам, а потом понял – в приступе ярости и бесчеловечности они стреляли по раненым. Раун был эвакуирован и через 12 дней умер от заражения крови. Я послал телеграмму жене, но она не успела на полчаса до смерти мужа. Впоследствии полковник Калиновский прислал мне свой портрет с надписью: «Галантному и благородному англичанину, который принял участие в битве Духовщинского полка и подавал пример мужества, самопожертвования и милосердия, что будет навсегда запечатлено в записях боевого пути полка».

Затем наша миссия поехала в штаб Рогозы, который находился в Несвиже. Я уже садился в машину, когда ко мне подошел сотрудник штаба и попросил снять пальто. Я был в замешательстве, а он тем временем повесил мне на грудь орден Св. Георгия. Орден был присужден мне специальным императорским указом. И это был первый случай в этой войне, когда гражданское лицо было удостоено высшей воинской награды».

Роберт Арчибальд Уилтон умер от онкологии в британском госпитале в Париже в 1925 году в возрасте 57 лет, пережив Рауна на 9 лет. Он был единственным англичанином, который посетил фронт с целью отобразить события и был первым британским подданным, который получил Георгиевский крест.

 

 С 9 по 24 июля 1916 года длился третий этап наступательной операции русских под Барановичами. Российские историки назвали его демонстративным, 

так как значительного продвижения войск не было. Разрозненные выступления сменялись периодами затишья. Удары по-­прежнему наносились по линии фольварк Дробыши, Заосье – на Городище; Русины, Чвары – на Барановичи. 

Особенностью этого этапа было продвижение вперед малыми скачками с закреплением каждого шага. 

Для борьбы с артиллерией противника создали группы из дальнобойных тяжелых и легких орудий. Совместно с летчиками была проведена работа по поиску неприятельских батарей и по корректировке огня. С использованием артиллерии и пулеметов организовали противовоздушную оборону. Фантазия военных позволила придумать первые зенитные установки того времени. 

Из мемуаров Б.В. Веверна «6-­я батарея»: «Было несколько случаев, что наша артиллерия обстреливала вместо неприятельских свои самолеты, поэтому последовало распоряжение, чтобы командиры батарей непременно ознакомились с типами наших аэропланов. Ознакомиться с типами наших аэропланов – фраза довольно странная. В наших отрядах оказалось такое разнообразие типов самолетов, вплоть до трофейных германских «Таубе». Единственным способом их определения оказалось внимательное рассматривание на крыльях летящего аэроплана отличительных знаков. 

Знакомясь с авиацией, я получил в полную собственность фотографические снимки Скробовских позиций. Снимки прекрасные во всех отношениях. Они открыли нам многие важные для нас тайны германских укреплений. Хуже всего на снимках передавались артиллерийские позиции, видимо, хорошо замаскированные на местности. 

– Скажите, почему ваши снимки никогда не попадают по своему прямому назначению, то есть в строевые части на боевые позиции? – спросил я у начальника отряда.

– Этого объяснить я вам не могу. Все снимки мы представляем, согласно имеющемуся у нас распоряжению, в штаб армии, а что с ними делают дальше, нам неизвестно».

14 июля 1916 года  немецкие войска силами трех дивизий предприняли контрнаступления для улучшения своего положения у деревни Скробово. После 3­часовой артподготовки они атаковали русские позиции. Наступление на правом фланге разбилось о заградительный огонь русских, но на левом фланге были заняты все потерянные ранее ими окопы, взято в плен 1 500 человек и 11 пулеметов. Произведенные русскими войсками 15 июля две мощные контратаки были отбиты.

Выписка из журнала военных действий 267-­го Духовщинского полка 12-­17 июля 1916 года:

«Позиция впереди дер. Горное–Скробово. В течение всей недели немцы ураганным огнём днем и ночью с небольшими перерывами из многих тяжелых и легких батарей обстреливали участок полка, всякий раз разрушая окопы и ходы сообщения. Несмотря на этот огонь, 1-­й и 3-­й батальоны, выполняя приказ 

№ 35 по корпусу «хоть шаг за шагом да отвоевывать у противника землю», продвинулся на 120 шагов и там закрепился». 

Приказ отвоевывать шаг за шагом территорию у неприятеля дорого стоил русским войскам и приводил к самым непредвиденным событиям и драматическим развязкам.

Из мемуаров Б.В. Веверна «6­-я батарея»: «18 июля. 6-­ю батарею переводят вперед, к самому болоту. Полевые батареи в предстоящем бою будут рвать своими снарядами проволочные заграждения противника. С раннего утра погода ухудшилась. По небу плывут серые облака, соединяются, темнеют и превращаются в мрачные тучи. Уже раздаются в воздухе раскаты далекого грома. Пошел дождь. Справа от нас, на Скробовском участке, загремела наша артиллерия. Гром на земле состязается с громом, идущим с небес.

Неприятельская артиллерия пока молчит, притаилась, поджидает нашу пехоту. Наша дивизия двинулась. С винтовками наперевес бегут люди. Густые цепи одна за другой устремляются в болото, широко раскинувшееся во все стороны вокруг большого Колдычевского озера, в настоящее время бурлящего от прибывающей в него воды, падающей из густо нависших над землею черных туч. Дивизия в огне, окутанная дымкой германских снарядов, прорвавшихся, как только наша пехота пошла в наступление. Плохо знакомая с местом, по которому ей пришлось наступать, сбитая с толку дождевой завесой, вязла в болоте и, истекая кровью и покрывая болото телами убитых и раненых, стала отступать обратно.

А справа, у Скробова, бой все сильнее и сильнее. Рев орудий и разрывов снарядов, громовые раскаты грозы – все смешалось, все перепуталось в страшном хаосе.

К вечеру у нас пошли самые разноречивые слухи о бое на Скробовском участке, и только по спокойно сидящим против нас на своих местах немцам мы заключаем, что общее наше наступление потерпело неудачу. Мы с тревогой прислушиваемся к этой разыгрывающейся рядом с нами трагедии. 

Утром над нами развернулась невиданная еще картина: над нашими головами в шуме треска моторов, распластавшись как птицы, медленно движутся в воздухе германские самолеты. Ровным треугольником плывут самолеты: один, два, три… десять. Такого количества собранных вместе германских аэропланов мы еще не видали. Зловещие черные кресты рельефно выделяются на светлом блестящем фоне громадных крыльев, и мы знаем, что против этого врага у нас нет никакой защиты.

Я сел в экипаж и поехал, решив воспользоваться освободившимся временем и выяснить лично создавшееся положение на Скробовском участке.

Вот и деревня Бартники. Сразу повеяло чем­-то близким. Те же местные бабы бегут через улицу в грязных подоткнутых юбках, деревенские дети играют в дорожной пыли. 

Линия наших пехотных окопов пус­та. Смотрю в бинокль: германские окопы остались на своих местах, а несколько ближе и, как будто рядом с ними, наша новая линия окопов. Эта новая линия наших пехотных окопов от противника была проложена всего лишь шагов на тридцать, местами приближаясь или удаляясь вперед или назад на несколько шагов.

Первое, что мне пришлось испытать при подходе к новым окопам, это ударивший прямо в лицо ужасаю­щий трупный запах. Ощущение настолько сильное, что я уже сразу почувствовал у себя во рту этот характерный сладковатый вкус разлагающейся плоти. 

Когда я пришел в себя и вошел в окоп, то невольно остановился перед следующей картиной – обедало трое солдат. Сидя на земляных приступках, из общего котелка они хлебали щи, закусывая их хлебом. Около каждого из них лежала на тряпочке мяс­ная порция, облепленная крупными зелеными трупными мухами. Оглянувшись в недоумении кругом, я заметил, что из насыпанного бруствера всюду торчат уже почерневшие руки и ноги мертвецов. Еще более всмотревшись, я, к ужасу своему, увидел, что бруствер сплошь состоит из наваленных наскоро друг на друга трупов, едва присыпанных сверху и с боков землею. Я повернул вправо по окопу и всюду та же картина: живые, равнодушные люди среди разлагающихся мертвых. 

В настоящее время эти окопы занимал один из полков 52­-й пехотной дивизии. Я добрался до землянки командира полка. Полууглубленная в земле, забранная с боков мешками с землей, с грязною тряпкой, повешенной на месте двери, она представляла собой убежище от дождя. Навстречу мне поднялся пожилой полковник с седой, стриженной под машинку головой. Я назвал себя и сказал, что пришел заранее познакомиться с новой линией окопов, так как на днях моя батарея, видимо, займет свою старую позицию на Скробовском участке. 

– Как понравились вам наши окопы? – спросил меня командир полка.

Я сознался, что таких окопов мне еще видеть не приходилось.

– Трупы – это было бы еще полбеды, мы к ним уже успели принюхаться. И близкое соседство немцев тоже было бы ничего. А вот что скверно, это то, что мы сидим внизу, а они наверху, и постоянно спускают к нам всякие нечистоты и, кроме того, очень трудно укрыться от их выстрелов. Ведь мы полуоткрыты.

– Господин полковник, скажите, каким же образом появилась эта линия окопов?

– Очень просто. Это – результат боя. Последний момент нашего нас­тупления. Во время последней атаки взять германские позиции не удалось. Залегли, затем наспех навалили трупы и постепенно их присыпали землей. Вот и новая линия. Сам черт не разберет, что здесь творилось во время боя. Сначала ничего, наша артиллерия основательно развернула их позиции. 3-­й Сибирский корпус пошел в атаку, за ним наш – 3-­й Кавказский. Часть германских позиций была взята. 3-­й Сибирский корпус пошел было вперед, но получил приказание остановиться и пропустить вперед 3-­й Кавказский. Ладно, выполнили приказание, затем мы получили новое: остановиться и вернуться на исходное положение. Ну, что же, выполнили и это: бросили взятые такой дорогой ценой позиции противника. В исходном положении простояли почти двое суток и в это время смотрели, как пришедшие в себя, разбитые нами немцы и подошедшие к ним свежие резервы исправляли и укрепляли развороченные окопы, а когда немцы окончили эту работу, нам приказано было опять идти в атаку и брать позиции снова. Пойти­-то пошли, но взять уже не смогли. Зато корпус одними убитыми потерял несколько тысяч человек».

А.И. Солженицын «Узел 2. Октябрь Шестнадцатого»: «На Скробовском участке в июле наши затевали наступление Западного фронта тремя корпусами. Уже взяли две линии немецких окопов, вдруг необъяснимое приказание отойти. А когда немцы укрепились – послали снова их брать, но уже кукиш. Итак, под Скробовом прорвать не прорвали, ничего не взяли, но заняли лощину. По ней подобрались к немецкой позиции вплотную, и там залегли. И начальству – жаль бросить, велели в свои хорошие траншеи не возвращаться, окапываться в 30 шагах от противника. А место мокрое, не накопаешься, так натащили ночью бруствер из трупов, их было в изобилии, и присыпали землёй, вот и позиция, – и месяц сидели в зловонии и с трупными мухами. Место гиблое, по десятку, по два покойников вытаскивала 81-­я дивизия каждую ночь. Но особенно гиблое – у правого окопа, где сел батальон подполковника Купрюхина: окоп – под самой горкой, занятой немцами, несколько десятков шагов – вообще никакого прикрытия. Просил командир полка покинуть этот окоп, ведь немцы в атаку могут просто соскочить сверху, – командир корпуса генерал Парчевский ответил: «Русский принцип – ни шагу назад!» Купрюхин – маленький, лысый, невзрачный, – а дельный. Так и остался там сидеть, укреплял что мог. С артиллерийского наблюдательного видно было, как не находя спасения уже в окопе, накапывали себе пехотинцы лисьи норы в откосах лощины и туда засовывались по пояс и больше, а ноги хоть изрешети. И кого убивало, так и оставались в готовых полугробах, за ноги их вытаскивали. А то и нет.

А всё это сближение было – глупее глупого. Потому что: если не собираешься наступать, то не надо и подбираться. Только облегчаешь контратаку. При такой близости теряли немало и немцы, хотя счет на людей у них другой».

В результате боев русские части не смогли закрепиться на отвоеванных позициях, неудачно выбирались участки наступления, не продумывалась тактика ведения боя, поэтому разрозненные выступления привели к кровавой бойне.

Атаки русских с 25 по 29 июля 1916 года были самыми яростными за всю летнюю компанию. Для усиления своих войск в район Скробова немцы перебросили 201­-ю пехотную дивизию, штаб которой находился возле Городища в Окопах.

Воспоминания бывшего учителя Городищенской школы В.К. Томко:  «Немцы ў 1915–1916 гадах у пасёлку Гарадзішча з паўночнага боку капалі Гарадок, каб зрабіць бяспечнае стрэльбішча. Каля в. Станкевічы знаходзіўся высокі (да 5 м) і магутны вал, які абараняў магнацкую сядзібу з захада і поўдня; з двух другіх бакоў была прыродная абарона – непраходнае балота і ланцуг саджалак. У Першую сусветную вайну ў таўшчэзных валах Акопаў немцы парабілі бетаніраваныя сховішчы і склады».

С 8.00 25 июля артиллерия 35­-го армейского и 3­-го Кавказского корпусов начала артиллерийскую подготовку наступления. Русские надеялись прорвать немецкую оборону восточнее опушки леса в километре западнее деревни Горное Скробово и рощи западнее деревни Вызорок. Австро­германская оборона основывалась на сплошном перекрестном пулеметно­артиллерийском огне. Этому всегда сопутствовали активная авиационная и наземная разведка, тесная связь между родами войск и умелое ведение затяжного боя. В 19.00 части 55­-й и 67­-й пехотных дивизий, 35-го армейского корпуса и 52­-й пехотной дивизии 3­го Кавказского корпуса перешли в атаку на узком участке фронта в 3 километра. К 21.00 они захватили часть окопов противника в лесу южнее двора  Малышина (пос. Советский) на восточной опушке большого леса, что в километре западнее Горного Скробово (возле озера в Скробово шел раздел на Горное и Дольное), а также горку с перелесками в километре западнее деревни Вызорок. Ночью 201­-я немецкая дивизия в районе господского двора Скробово (дорога на Вызорок) и южнее его отбила часть своих окопов и уничтожила наступающих русских (в районе старой школы). Луг и часть леса были усеяны тысячами трупов.

Немецкие войска были более растянуты на южном фланге, а сосредоточены в центре, у Барановичей, на северном фланге – у Городища и Скробово.

Из мемуаров  Б.В. Веверна  «6­-я батарея»: «Далеко в тылу у неприятеля, на пригорке, раскинулось небольшое местечко Городище. Далеко оно, так далеко, что немцы считали себя в полной безопасности от огня наших орудий, так как туда не долетали наши снаряды. Пробовали уже несколько раз разные батареи обстреливать Городище, но неудачно. А между тем это местечко превратилось у немцев в увеселительное место для отдыхающих от трудов военного времени офицеров. По тем сведениям, которые до нас доходили, в этом местечке у них открылся целый ряд разных увеселительных мест – кафе, всевозможных кабаре, ресторанов. Мне лично долгое время не давала покоя мысль, как бы нарушить их слишком беспечную жизнь в Городище и, наконец, не вытерпев, я приволок одно из орудий 6­-й батареи к самым нашим передовым окопам.

Подрыв возможно больше под  хобот орудия землю, я выпустил по Городищу первый снаряд и, к радости своей, увидел посредине главной улицы местечка взлетавшей вверх столб пыли. Через две­-три минуты там начался пожар от зажигательных снарядов, и мне в бинокль было видно, какую панику произвели выстрелы моего орудия среди отдыхающих обитателей местечка. Перепуганные люди выскакивали из домов и в страхе устремлялись в открытое поле.

Едва я успел выпустить по Городищу шесть­-семь снарядов, как мое, стоящее у окопов орудие подверглось жестокой бомбардировке сразу с двух сторон. К вечеру наш штаб дивизии в деревне Вольно подвергся ответному обстрелу со стороны неприятеля, и я получил приказание от командира бригады «прекратить эту авантюру». 

Сохранились сведения о том, что во время наступления казакам удалось прорваться в немецкий тыл. Они дошли до деревни Кисели и потом их след терялся. Они не были поддержаны своими войсками и были обречены на гибель.

Воспоминания бывшего учителя Городищенской школы В.К. Томко:  «У 1916 годзе, у час аднаго наступлення рускіх, калі фронт быў прарваны, і атрад казакаў ужо ўварваўся ў Гарадзішча, аўстрыякі і мадзьяры, як і ўсе тылавыя часці ў навакольных вёсках, пагрузілі на вазы ўвесь свой рыштунак і амуніцыю, і нават запраглі і асядлалі коней, гатовыя ўцякаць, як толькі прыйдзе загад. Аднак наступленне рускіх сарвалася, бо ў іх, як звычайна, не хапіла боепрыпасаў». 

Утром 26 июля начался обычный методический обстрел немецких позиций по району «Болотный холм» у Скробово. Артиллерийская подготовка велась и 10­-м армейским корпусом в районе «Даревский мыс», Лабузы. В 20.00 части 9­-й пехотной дивизии 10­го корпуса ворвались на передовые позиции немцев, но были выбиты оттуда ураганным огнем противника. Подтянутые резервы не смогли развить наступление, так как в проволоке было расчищено мало проходов, и немцы засыпали русских гранатами. Мужественно и отчаянно войска беспрерывно атаковали противника в течение 27 – 28 июля. Русские штурмовали немецкие укрепления на линии Выгода (около Меденевич) – Скробово  в 15.00, 17.00, 20.30, 22.30  27 июля. Потеряв до половины своего состава, они прекратили наступление, потому что германский артиллерийский и пулеметный огонь был довольно сильным. 

Менялись полки, дивизии, русская артиллерия вновь продолжала свой методический, не достигающий цели огонь, шли новые атаки, свежие части опять застревали в проволоке или врывались в неприятельские окопы и уходили обратно, истекая кровью. В действиях артиллерии были недочеты, о чем свидетельствовали факты из приказа командующего Западным фронтом Эверта от 16 декабря 1916 года № 975: «В боях за Скробовские позиции заградительный огонь нашими батареями был открыт немедленно за началом заградительного огня противника. Вместо того, чтобы огонь своих батарей направить против батарей неприятельской артиллерии, успешно обстреливавшей наши артиллерийские позиции и тылы на протяжении 5 часов,  наша артиллерия была занята бесцельной тратой огромного количества снарядов на заградительный огонь задолго до наступления неприятельской пехоты. Последствия известны: а) дорогостоящие снаряды растрачены совершенно непозволительно; б) неприятельская артиллерия безнаказанно, спокойно выполнила свою задачу; в) неприятельская пехота задолго до своего наступления ознакомилась с характером нашего заградительного огня и имела полную возможность учесть это при атаке; г) наша артиллерия дымом своих снарядов и поднимаемой ими пылью закрывала впереди лежащую местность и не могла во многих случаях усмотреть начало атаки, продолжала заградительный огонь независимо от того, где и как наступает неприятельская пехота»

28 июля командир 4­-й армии Рогоза отдал приказ о новой атаке. Обе стороны открыли ураганный огонь в ночь на 29 июля. В 3.30 части 67­-й и 52-­й пехотных дивизий атаковали противника, но безрезультатно. Немцы отмечали яростность русских атак.

Из книги В. Фогеля «Барановичи. 1916»: «Это капли девятого вала, которых силой перебросило через препятствия в узкие окопы. Ручные гранаты летят к германцам. С треском приклады разбивают в рукопашной схватке черепа. И вот штурмующие колонны откатываются, но новая волна подкатывает их и несет их вперед. Они застревают в проволоке. То, что наступает теперь, это уже не батальоны, это дикие звери. И как смертельно раненый хищник снова напрягает свои силы, снова бросается вперед перед смертью, так и тут разбитые полки, подстрекаемые тысячью ран, бросаются туда, сюда и падают. Страшная борьба кончается под утро 29 июля».

В конце июля планы командования русских сводились к новым перегруппировкам, проектам  передвижения войск. Генерал Эверт отдал директиву, в которой назначил новое наступление на 15 августа. Однако уже через несколько дней главнокомандующий Западным фронтом отложил удар на 23. Когда же 22 августа уже проведена была артиллерийская подготовка, генерал Эверт отменил всю операцию и донес Ставке, что «за наступлением осеннего времени» шансов на удачу не предвидит. Дождливая погода 30 августа сделала долины рек Сервечь и Щара труднодоступными, дальнейшие атаки русских прекратились.

Эверта обвиняли в нерешительности, но это было нечто другое – неверие в возможность победить. Этим он сохранил еще многие жизни.

(Продолжение следует)