В эти тёплые дни лета я в памяти возвращаюсь в Слуцк, где прошло моё военное детство, возвращаюсь ко времени, когда заканчивались ужасы войны и начиналась нормальная человеческая жизнь. Жизнь без бомбёжек, без выстрелов, без постоянного страха. Последний день войны я помню хорошо.
Утром прошёл слух, что Красная Армия ночью освободила Бобруйск. Немцы как-то засуетились, забегали. Сгоняли людей рыть окопы. Мы – мама, бабушка и я – спрятались дома, прислушивались к немецким голосам, раздававшимся поблизости.
Мама выглянула в окно, а толстый немец уже барабанил в нашу дверь. Мама выскочила в кладовку и по узкой деревянной лестнице взобралась на чердак. Бабушка открыла дверь. Маленькая девочка и старенькая женщина не годились для рытья окопов. Немец оттолкнул нас и вбежал в дом. Оглядев все, он рванул дверь кладовки, ступил на шаткую лестницу и стал подниматься. Затем он выстрелил несколько раз по чердаку. Потом выбежал на улицу. И вот – показалась мама. Живая – спряталась за печным дымоходом.
Ночью, когда завязался бой в городе, мы спустились в маленький окоп в огороде. Всюду грохотало, гремело, взрывалось…
…А в доме кто-то побывал. Самое удивительное, что украли челнок из бабушкиной немецкой швейной машинки «Зингер». Неужели немцы?
С приходом солнечного дня установилась тишина. И тут я увидела их. Шли трое с автоматами. На плечах погоны. Господи, да это же наши! Со всех дворов люди выходили на улицы. Кричали, обнимались, целовались.
Заканчивался июнь 1944 года.
Из того страшного времени мне хочется рассказать ещё одну удивительную историю о моей соседке Рае.
У Раи не было родителей. Она – подкидыш. Когда ей было несколько дней, кто-то утром положил её, завёрнутую в одеяльце, на крылечко к одной дружной бездетной паре. Поговаривали, что подбросила её артистка. Тогда в городе гастролировал знаменитый белорусско-польский театр. В ту ночь театр навсегда уехал в Европу.
Рая выросла очень красивой. Светлые волосы и синие-синие глаза. Ещё многое она унаследовала от рождения – прекрасно пела, танцевала, имела врождённый вкус. Перед войной ей исполнилось семнадцать. За ней пытался ухаживать лейтенант Эрастов. Его все звали по фамилии, возможно, потому что имя у него было какое-то тяжёлое. Невысокий и неказистый лейтенант не мог обратить на себя серьёзное внимание красавицы Раи.
Потом была война…
В первую послевоенную весну подруга уговорила Раю съездить в Минск. В вагоне поезда было очень душно, и Рая вышла в тамбур. На одной из остановок в тамбур ворвался мужчина, схватил её за горло и стал душить. Очнулась она в больнице. Там Рая провела неделю. В один из дней в палату вошла дежурная сестра и, сделав положенный укол, таинственно шепнула: «В приёмном покое вас ожидает генерал». Рая растерялась. Но через минуту она уже приводила себя в порядок. Эрастов прилетел из Берлина на специальном самолёте, когда кто-то сообщил ему о случившемся с Раей.
Он стоял в генеральской форме, очень элегантный, уверенный в себе.
– Здравствуйте, – спокойно сказала Рая, сдерживая желание броситься ему на шею.
Окинув её восхищённым взглядом, Эрастов произнёс тоном человека, знающего ответ:
– Выходите за меня замуж!
Они зарегистрировали свой брак на следующий день. Эрастов должен был возвращаться в Берлин.
А через несколько месяцев новобрачные отбыли в Москву, куда генерала отправили учиться в Военную академию.
Из Москвы Рая всегда приезжала красивая и счастливая. У неё была страсть загорать. Эрастов выносил во двор раскладушку, и Рая часами грелась на солнце.
– Ты любишь солнце? – как-то спросила она меня.
– Не особенно.
– А я особенно. Вот бы двадцать четыре часа в сутки светло, тепло и солнце!
После окончания учёбы Эрастова перевели служить в Воркуту. В Воркуте Рае стало нездоровиться. Эрастов созвал целую армию врачей из Москвы, но здоровье её всё ухудшалось. Она так любила тепло и солнце, а умерла холодным декабрьским днём за Полярным кругом.
Как же быстро пролетает жизнь… Давно ли всё это было. Потом школа, институт, потом годы благополучия – и пенсия.
– А когда лучше жить – в молодости или теперь? – спрашивает меня мой внук – старшеклассник Егор.
– И в молодости, и теперь…
