Страшное известие пришло в Баграм вечером 30 апреля 1984 года – в Пандшерском ущелье погиб почти весь батальон 682-го мотострелкового полка. Таких крупных потерь в течение суток наша 40-я армия до этого еще не несла. Как гром среди ясного неба прозвучали цифры: свыше ста убитых, несколько десятков раненых.
И первая мысль, терзавшая многих, не давала покоя: как эта трагедия произошла?
Позже прояснятся основные причины и детали случившегося, будет проведено всестороннее служебное расследование, возбуждено уголовное дело. Правда, насколько я знаю, под суд тогда никого не отдали. Молодого, неопытного комбата, только прибывшего в Афганистан по замене, от тюремного срока спасла душманская пуля. Снимут с должности и отправят в отдаленные военные округа с понижением командира, начальника штаба и замполита полка, затем эта же участь постигнет и командира 108-й дивизии. На войне как на войне. За ошибки, просчеты нужно отвечать: слишком высока цена беспечности и непрофессионализма – жизни и здоровье людей.
Вопиющие в условиях войны факты, приведшие батальон к разгрому, станут достоянием гласности. Чудом оставшиеся в живых расскажут, как двое суток неспешно выдвигались они в указанный район. Шли в основном по долине и нижним склонам. Занимать господствующие над местностью высоты не стали: экономили время и силы. И это была главная ошибка! Убаюкала, усыпила остатки бдительности удивительная тишина – за все время не прозвучало ни единого выстрела. Видимо, почувствовав себя в горах хозяевами – все-таки целый батальон, хорошо вооруженный, выдвигался – его командование не позаботилось о строгом соблюдении режима радиообмена и маскировки, вечером даже развели костры.
Потом наступила кровавая развязка. «Духи», в составе которых, это удалось точно установить, были иностранные наемники и инструкторы из США и Пакистана, «вели» наш батальон и в узкой горловине ущелья, обрамленного скалами и обрывом, устроили засаду-ловушку. Да такую, что без посторонней помощи выбраться из нее вряд ли было возможно.
Целый день длился неравный бой, к вечеру уже больше напоминавший методичную пристрелку местности и камней-валунов, за которыми укрылись немногие оставшиеся в живых советские офицеры и солдаты. Они понимали, что ночь-спасительница лишь отодвинула окончательную развязку к утру. Оставшись без связи, – радиостанция была в бою повреждена – уже почти ни на что не надеялись. Только в середине следующего дня подоспела помощь своих. Но, увы, слишком поздно.
Вот как рассказывали мне об этом знакомые офицеры-разведчики:
– Когда мы с боем пробились к своим, от увиденного испытали настоящий шок. На небольшом пятачке в лужах крови валялись десятки трупов наших бойцов, некоторые из них были обезглавлены, с оторванными конечностями. У одного солдата, скорее всего минометчика, оказались прострелены обе ноги. Он чудом спасся, как щитом прикрывшись минометной стальной плитой. «Духи» посчитали, видимо, его убитым. Истекавшего кровью старшего лейтенанта нашли внизу, в речке, в полубессознательном состоянии он, видимо, упал с обрыва, благодаря чему и остался жив. Долго однополчане не могли опознать некоторых погибших товарищей, до того их тела оказались обезображены.
В той страшной «мясорубке» погиб и сын одного высокопоставленного офицера-политработника Туркестанского военного округа. Говорили, что отец мог спасти его от направления в Афганистан, но не стал этого делать, посчитав, что сын наравне с другими должен пройти эту суровую мужскую школу…
«Черные тюльпаны» – так образно назывались военно-транспортные самолеты Ан-12, доставлявшие на Родину цинковые гробы с погибшими, – в те майские дни принесли горе более чем в сто семей. Такой вот первомайский «подарок» приготовили нам «духи».
По иронии судьбы, примерно в то же время и в той же Пандшерской долине (в кишлаках между Анавой и Рухой) работал дивизионный агитационный отряд старшего лейтенанта Сергея Данилова. Вместе с афганскими партактивистами наши агитировали местное население за новую жизнь. Какой она будет, показывали дехканам с помощью передвижной киноустановки в документальном фильме о сегодняшнем дне соседних советских республик Средней Азии.
Но лучше всего шла пропаганда советского образа жизни во время бесплатной раздачи мешков с мукой, рисом, сахаром, чаем, оказания всем нуждающимся бесплатной медицинской помощи. В штате агитотряда были врач, фельдшер, и малограмотные афганцы понимали, что «шурави», хоть и чужие им по вере и крови, а все же умеющие делать добро люди. «Ташакор», что в переводе с дари означает «спасибо», часто и искренне слетало с их строгих уст.
По штату агитотряды были в каждой дивизии. Непосредственно они подчинялись начальнику политотдела соединения и его второму заместителю, отвечавшему за работу с местным населением. В целом, эти отдельные подразделения, выполнявшие не боевые, а специальные задачи по оказанию материально-бытовой помощи афганским семьям, сыграли свою роль в налаживании контактов с аулами и кишлаками, привлечении на нашу сторону поначалу враждебно настроенных дехкан, разъяснении населению проводимой новой властью политики.
Косвенно о степени их влияния говорит тот факт, что незаконные вооруженные формирования старались воспрепятствовать нормальной работе агитотрядов, нередко подвергали их обстрелу. Поэтому в колонне вслед за клубной, санитарной и грузовой машинами обычно шли один-два (в зависимости от маршрута) бронетранспортера прикрытия. Так, на всякий случай. На войне ведь жизнь (ее основные символы в Афганистане – хлеб и рис) и смерть, которую несли мины и пули, ходили рядом. В праздники и будни.
