Станция Барановичи упоминается в письмах и дневниковых записях выдающегося учёного, богослова и философа Военно-санитарный поезд под № 234 имени Черниговского дворянства был снаряжён на фронт в начале 1915 года по инициативе великой княгини Елизаветы Фёдоровны (будущей мученицы, канонизированной Церковью).
Шла Первая мировая война. При походной церкви в поезде исполняет пастырские обязанности известный русский священник Павел Флоренский. Во время поездки отец Павел, который к тому же работает в поезде санитаром, ведёт особую дневниковую тетрадь, а также пишет письма домой. Среди записей есть и впечатления о Барановичах, которые мы и предоставляем вашему вниманию (орфография и стилистика сохранены). Письмо семье, датируемое 27 января 1915 года
Станция Смоленск.
Милая мамулечка! Здоровы ли вы? Вчера на ходу поезда служили в нашей походной церкви всенощную и молебен, причем пели все присутствовавшие. Служба, конечно, была ужасно напутана: то не нашлось тропаря, то Вл. Ник. Тихомиров забывал что-нибудь, то кому-нибудь приходила в голову какая-нибудь неожиданная фантазия. Но в общем сошло ничего, хотя я и совсем было охрип от крика. В наших товарных вагонах такой стук и грохот, что перекричать их мудрено. Хотели сегодня служить литургию; но, по распоряжению главнокомандующего, поезд идет ускоренным темпом, и в Смоленске вместо двух часов мы простояли лишь 40 мин. Сначала решили отложить литургию до Минска, где мы будем в 2 часа ночи. Начало не слишком с хорошим предзнаменованием: первую литургию в черте оседлости и в самом обиталище евреев. Едим и спим мы все вместе. Хозяйка поезда Прасковья Анатольевна Рачинская так любезна, что распорядилась готовить мне постель; вы можете быть спокойны в том, что я сыт и здоров.
Понемногу жизнь налаживается, но, вопреки ожиданиям всех, мы вступили в дело гораздо раньше, чем предполагали. Завтра в 9 ч. в Барановичах нас будет ревизовать Вел. Кн. Ник. Ник.
Сейчас будет прививаться всем нам оспа, так говорят, что дано распоряжение в поезде. Пишу на ходу поезда, в нашей столовой. Очень трясёт.
Становится жарковато в вагоне. Солнце припекает.
На Брест не пишите, там мы, вероятно, не будем вовсе, по крайней мере в ближайшее время.
Сегодня ночью будем в Минске, и я там отслужу литургию, чтобы заготовить Святых Даров.
Целую вас, мои деточки, крепко, крепко. Господь и его Пресвятая Матерь да сохранят вас. Будьте здоровы и радостны.
Привет Вале, Лиле, Лизе тете, солдатикам и всем. Не забудьте поклониться от меня Нат. Алекс. Ваш папа.
Выдержки из дневниковой тетради.
Станция Жодня. 29 января
Вчера служили в поезде первую обедню на станции Барановичи. Конечно, в первый раз все путались. То пропадала книга, то нельзя было с чашей пройти из алтаря из-за завесы, то что-нибудь пели невпопад. К тому же времени было очень мало, и надо было торопиться, читал молитвы почти скороговоркой. Только что кончилась обедня, как поезд тронулся. Заготовление запасных Даров пришлось производить на ходу. Но вагон-церковь образован из теплушки, и притом предпоследний. На ходу она раскачивается, сухие толчки подбрасывают вещи, и сам стоишь очень нетвердо. Пол холодный, прохладный, и стоять на нем долго довольно трудно. Одним словом, я закончил заготовление Св. Даров с великим трудом. А т. к. обедню мы начали в первом часу, то кончилось лишь к 5 1/2 или к 6. Но по крайней мере теперь я не буду с пустыми руками, если вдруг окажется надобность причастить кого-нибудь».
1915.II.8. Вчера стояли в Барановичах, как говорят одни, или в Баранувичах, как говорят другие. Тут ставка (штаб) главнокомандующего. Ночь, бесчисленные электрические фонари. Множество поездов, большей частью воинских, дожидающихся дальнейшего назначения. Доносится со всех сторон пение. Солдатам весело. Спроси одного, спроси другого – не грустно ли ему? «Нет, все порешено. Ко всему приготовились». А в тоне слышится глубоко забитая грусть. Видно, им скучновато. Ходят с места на место или сидят в вагонах. Стоит заговорить с одним, чтобы сбежалось со всех сторон несколько десятков; жадно прислушиваются ко всякому разговору. Особенно охотно сбегаются, когда завидят разговаривающей кого-нибудь из сестер.
Полный текст под названием «В санитарном поезде Черниговского дворянства» впервые был опубликован в журнале «Новый мир», № 5 за 1997 год. Сегодня он есть и в интернете.
Послесловие
Нельзя не описать хотя бы вкратце и личную трагедию Павла Флоренского, которая завершилась, как и у сотен тысяч других ни в чём не повинных людей в 30-е годы прошлого столетия.
Перу отца Павла Флоренского принадлежит ряд религиозно-философских работ. Наряду с их написанием после революции он возвращается к занятиям физикой и математикой, работает также в области техники и материаловедения. C 1921 года работает в системе Главэнерго, выпускает в свет большую монографию о диэлектриках. Его научную деятельность поддерживает Лев Троцкий, что, возможно, в будущем сыграло в судьбе Флоренского роковую роль. Другое направление его деятельности в этот период – искусствоведение и музейная работа. Флоренский работает в Комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой Лавры, являясь её учёным секретарём, и пишет ряд работ по древнерусскому искусству.
В 1928 году, летом, его ссылают в Нижний Новгород, откуда вскоре, однако, возвращают. Имеет возможность эмигрировать в Прагу, но решает остаться в России. В начале 1930-х против Павла Флоренского развязывается кампания в советской прессе со статьями погромного и доносительского характера. В феврале 1933 года последовал арест и осуждение на 10 лет заключения. Выслан по этапу в Восточную Сибирь, затем – на Соловки.
25 ноября 1937 года особой тройкой НКВД Ленинградской области Павел Флоренский был приговорён к высшей мере наказания и расстрелян. Похоронен в общей могиле убитых НКВД под Ленинградом.
