Начало первой мировой войны Константин Паустовский встретил в Киеве, где он учился в университете Святого Владимира. В связи с тем, что его брат, живший в Москве, был призван в армию, К. Паустовский перевёлся в Московский университет, чтобы как­-то поддержать сестру и маму. Но война волновала душу будущего писателя.

«Сидеть в Москве было невмоготу. Всеми мыслями я был на западе, в сырых полях Польши, где решалась судьба России. Я искал возможности быть ближе к войне и вырваться наконец из уныния давно уже развалившейся семьи». Иначе и быть не могло: кто в молодости не мечтал о героических подвигах и авантюрных приключениях, благородных поступках и бескорыстном служении Родине? Сначала будущий писатель поступает в санитарный поезд от общественной организации Союз городов. В 1915 году К. Паустовского по его просьбе переводят в полевой санитарный отряд.

 «Нет! – сказал я себе. – От войны ты не уйдёшь, как бы ты этого ни хотел. Ты не один на свете», – говорит герой автобиографической повести К. Паустовского «Беспокойная юность». Жизнь разделяется на две реальности: мирную и военную. Война, несмотря на тяготы и лишения, кровь и грязь, становится событием, позволяющим раскрыть неизвестные, дремлющие под спудом мирной жизни качества. Тяга к скитальчеству и путешествиям, стремление заполнить душу и ум впечатлениями навсегда завладели Константином Георгиевичем: «Одно только я знал твёрдо, что следует жить именно так, как я прожил этот год – в смене мест и людей. Следует жить именно так, если ты хочешь отдать всю жизнь писательству». А ведь жажда писать зародилась в нём уже давно. Война давала возможность испытать себя, увидеть человека в ситуациях экстремальных, часто связанных с риском для жизни.

Писатель проделал путь от Бреста до Минска в составе полевого санитарного отряда. Он хорошо изучил и запомнил местность, по которой в буквальном смысле прошёл пешком вместе с отступающей армией. Кроме того, выполняя различные задания, он исколесил Западную Белоруссию вдоль и поперёк. Часто он бывал в окрестностях Барановичей: «Я знал от Романина, что в нескольких километрах был старый лагерь для гарнизона Барановичей. Я надеялся, что застану в этом лагере какой­-нибудь отступающий полевой госпиталь и пристрою к нему Зосю, до тех пор, пока она не оправится», – заявляет герой автобиографической повести. Всё это подтверждают и письма писателя: «29 августа 1915 г. Дер. Гинцевичи, Минск. губ., около Барановичей. Здесь скверно, противно, здесь, наконец, опасно, не потому, что могут убить или искалечить, а потому, что так легко погубить свою душу, растоптать её, загрязнить тем морем злобы и грубости, которые хлещут вокруг. Нет, счастлив, по­-моему, тот, кто не видел, не знает, что такое война вблизи». Оставаясь гуманистом и человеком исполненным устремлениями добра и справедливости, К. Паустовский видел все ужасы войны и не мог не рассказать об этом людям. Как это ни парадоксально, но именно непосредственное участие в войне, возможность видеть все беды и горе, которые она несёт с собой простому человеку, закрепило в душе и сознании писателя двойное восприятие реальности: реальности действительной, со всеми её пороками и прелестью, и реальности вымышленной, с мечтами и грёзами. Этот факт может быть связан с тем, что человек, желая сгладить ужасы военных будней, пытается жить добрыми воспоминаниями, либо светлыми планами на будущее. И возможно такое восприятие военной действительности было одной из причин, направлявших К. Паустовского на писательскую стезю.

Недалеко от Барановичей герой его повести, движущийся вместе с отступающей армией, принимает роды у молодой женщины, Зоси, направляющейся с мужем и братом в тыл, но оказавшейся почти у линии фронта, в связи с начавшимися схватками. Автобиографический герой доставляет её в тот самый госпиталь, что стоял под Барановичами. Он передаёт молодую женщину врачам:

« – Так вы, значит, приняли ребёнка? – спросил он и недовольно взглянул на меня.

– Да, я.

– Так­-таки приняли?

– Ничего же не оставалось делать, – ответил я, оправдываясь.

– Выходит, что не оставалось, – согласился врач, намочил в чае кусок сахару и положил в рот. – Ребёночек, очевидно, вышел сам. Так что вы не очень заноситесь, прапорщик.

– Да я и не заношусь.

– Напрасно! Я бы на вашем месте занёсся».

Именно здесь герой повести встречает свою любимую: «– Где роженица? – спросил за стеной женский голос. Я невольно отступил от койки к тёмной стене. Я узнал голос Лели». В этих же местах он её теряет, когда девушка заражается «чёрной оспой» и умирает: «Когда мы отъехали с полверсты, я остановился и повернул коня. Позади в слабом тумане, в хмуром свете осеннего дня был виден под облетевшей ветлой маленький крест над могилой Лели – всё, что осталось от трепещущей девичьей души, от её голоса, смеха, её любви и слёз». История с погибшей возлюбленной вымышлена.

Правда и вымысел сплетены у писателя в единое и неделимое повествование об ужасах войны, благородстве и подлости, красоте земного мира. Маршрут передвижений героя повести и самого К.Г. Паустовского легко восстановить по письмам и дневниковым записям. Маршрут этот не отличается от описанного в повести «Беспокойная юность». Писатель не пытается приукрасить увиденное: «Я много ездил в ту зиму по маленьким городам и местечкам. Ездил то верхом, то на поездах. Тогда Белоруссия выглядела так, как выглядел бы старинный пейзаж, повешенный в замызганном буфете прифронтовой станции. Следы прошлого были видны ещё повсюду, но это была только оболочка, из которой выветрилось содержимое». Он остаётся правдивым и честным. Белоруссия времён Первой мировой войны, являясь привлекательным архитектурным фасадом старины, внешне напоминая о великом прошлом, теряла людей, несущих в себе память и суть уходящей эпохи.  Но мы видим, что поездки К.Г. Паустовского представляли собой не просто необходимость выполнить задание командира, но и желание запечатлеть этот край, оставить его частицу в душе.

Названия мест, в которых побывал К.Г. Паустовский, составляют географию его пребывания в Белоруссии. Так герой повести говорит: «В Барановичах я отряда не застал. Он уже ушёл дальше на Несвиж», позже замечает: «Меня Романин всё время гонял то в Несвиж, то в Мир, то в Слуцк и Минск…». Эти места связаны у Константина Георгиевича с трагическими событиями жизни его семьи: «Как­-то от нечего делать я начал просматривать старую измятую газету. В неё был завёрнут сыр, и газета была вся в жирных пятнах. В отделе погибших на фронте было напечатано: «Убит на Галицийском фронте поручик сапёрного батальона Борис Георгиевич Паустовский», и немного ниже «Убит в бою на Рижском направлении прапорщик навагинского пехотного полка Вадим Георгиевич Паустовский». Это были два моих брата. Они погибли в один и тот же день». Приведённые факты соответствует реальным  биографическим сведениям.

 Однако не только трагические стороны бытия были основополагающими в эту пору его жизни. Именно здесь, на войне, К. Паустовский написал в письме следующие строки: «По ночам я читаю Рабиндраната Тагора. Знаешь, как хорошо. Все, о чем он говорит, так гармонирует с моими порывами и настроениями. Я создаю себя». Душа К. Паустовского многое впитала в себя в Белоруссии. Фраза «я создаю себя» позволяет сделать это предположение. Неудивительно, что много позже К. Паустовский долгое время будет проводить в Мещере – болотистом крае, расположенном недалеко от Москвы, где он постоянно жил: «Я не буду называть широт и долгот Мещёрского края. Достаточно сказать, что он лежит между Владимиром и Рязанью, недалеко от Москвы, и является одним из немногих уцелевших лесных островов, остатком «великого пояса хвойных лесов». Он тянулся некогда от Полесья до Урала».

Писатель по его же признанию живёт в двух мирах: мире фантазии и мире реальности. Вот что заявляет герой «Беспокойной юности», размышляя о причинах появления поэтических настроений в юношеской душе: «В то время я жил двойной жизнью – подлинной и вымышленной. О подлинной жизни я пишу в этой книге. Вымышленная жизнь существовала независимо от подлинной и добавляла к ней всё, чего в этой подлинной жизни не было и быть не могло. Всё, что казалось мне заманчивым и прекрасным.

Вымышленная жизнь проходила в скитаниях, во встречах с необыкновенными людьми, в удивительных событиях. Она была окутана дымкой любви. Это был, по существу, длинный и связный сон.

Конечно, сейчас можно снисходительно улыбаться над тогдашним моим состоянием. Это легче всего. Мы умудрены опытом и как будто имеем право на такую улыбку. Так, по крайней мере, думают трезвые люди, считающие, что именно они занимаются единственно серьёзным делом.

Но по настоящему счёту они не имеют права на эту улыбку. Они не имеют права посмеиваться над теми молодыми снами, которые заронили во многие души первые зёрна поэзии. В этих снах, в этих выдумках была чистота, было благородство, и отблеск этих качеств лёг на всю жизнь людей». Жизнь К. Паустовского поделившись на жизнь военную и мирную, кроме того разграничилась на жизнь реальную и вымышленную.

Несмотря на войну, кровь и страдания К. Паустовский остаётся самим собой. Он спасает чужие жизни (случай с роженицей) и пишет стихи. Его творческие порывы находят отражение в письмах того времени. И, несмотря на то, что по его словам «сейчас, во время войны, устоявшийся быт, так же как эти тусклые воспоминания, стёрла до основания война», в записи от 11 ноября 1915 г., сделанной в  фольварке Зафилипы, он отметит: «Заехал в Снов – там мы были с Романиным, там я написал «Далёкие звоны усталого моря». Даже суровые воспоминания о наступлении армии переданы лирическим языком поэзии: «По путаным глухим дорогам, мимо заброшенных фольварков проехал в м. Своятычи. Тихо подрёмывал и пушил снег. Всё сильнее и сильнее била артиллерия, наши готовились брать Барановичи». Навевающая сказочные мотивы фраза о «путаных глухих дорогах», удивительно красивые и достоверно воссоздающие картину дня строки о снеге, рядом с боевыми подробностями войны, поражают своей поэтичностью.

Видимо именно на войне в душе К.Г. Паустовского закрепилось то двоемирие, о котором он говорил в повести. Романтика и лиризм произведений писателя были основополагающей чертой его творчества и связаны с особенностями мироощущения и характера Константина Георгиевича. Жизнь и её обстоятельства накладывают свой отпечаток на человека, однако человеческие страдания и ужасы военной жизни не ожесточили сердце писателя. К.Г. Паустовский оставался до конца дней личностью, несущей в себе идеалы добра и справедливости, трепетного и бережного отношения к природе и человеку.