Среди экспонатов выставки, посвященной геноциду белорусского народа, в СШ № 4 неожиданно для себя обнаружил… Библию. Видно, что издание это, изрядно потрепанное, довоенной поры.
– Книгу передали нам жители Миловид. Говорят, что эта Библия в тетрадной обложке вместе с ее владельцем прошла весь фронт, – рассказывает учитель истории Нина Шавель.
От нее узнаю, что экспонаты выставки собирали всем миром и учителя, и дети. Кто-то принес лампу военных лет, кто-то – ложку.
Директор школы Андрей Лицкевич принес фото, документы и воспоминания своего дедушки. Уроженец деревни Бартники Вольновского сельсовета Александр Лицкевич в 1943-м был угнан немцами, юноше пришлось батрачить на заводах, поначалу в Гамбурге, затем в другом городе.
Рядом под стеклом – еще одна судьба, Веры и Андрея Москалевичей: брат и сестра в возрасте 15 и 11 лет стали узниками лагеря смерти Озаричи. В лагере умерла их мама, бабушка, через несколько дней после освобождения скончалась сестра – пятилетняя Раечка. В 2001 году Вера Пантелеевна записала воспоминания об этих и других страшных событиях – еще одно свидетельство в дело о геноциде белорусского народа.
Отличие Озаричей от других лагерей в том, что здесь фашисты массово применили бактериологическое оружие. Концлагерь просуществовал недолго, всего 10 дней, однако за этот короткий промежуток времени унес жизни более 20 тысяч мирных жителей. Как рассчитывали гитлеровцы, свыше 50 тысяч стариков, женщин, детей, преднамеренно зараженных тифом, должны были выступить в роли бактериологических «мин» против советских солдат.
Написанные от руки воспоминания мамы сохранила заместитель директора СШ № 4 Татьяна Хамицевич.
– Это был ад, нет, даже хуже, – повторяет она...
Как видим, память в семьях с десятилетиями не угасла. Ведь такое, как написано на одном из стендов, «нельзя забыть, понять, оправдать».
Как расследуется уголовное дело о геноциде белорусского народа, школьникам и педагогам во время открытия экспозиции сообщил Барановичский межрайонный прокурор Александр Карлюк.
– Многое сделано, но многое еще предстоит сделать, – подчеркнул он.
Расследование преступления фашистов и их прихлебателей-полицаев против белорусов стало поистине всенародным делом, о чем свидетельствует хотя бы заявление в Барановичскую межрайонную прокуратуру воина-интернационалиста Владимира Кулаковского, которое можно также увидеть на стенде школьной экспозиции.
«В связи с расследованием уголовного дела о геноциде белорусского народа прошу приобщить воспоминания моих бабушки Нестерович Елены Игнатьевны и мамы Белоус Анны Павловны о зверствах фашистов в отношении мирных жителей в период с 22 июня 1941 года по 28 июня 1944 года.
Свидетельство о том, что знаю, что помню и буду помнить, пока жив…
В 1939 году после освобождения Западной Белоруссии от польской оккупации моим деду и бабушке с их большой семьей (9 человек) советская власть выделила участок земли под постройку дома. Строили всей семьей от мала до велика, и соседи помогали, и родня. Весной 1941 года отпраздновали новоселье, дом получился большой, всех гостей было где принять. Но радость счастливой жизни была столь мала – бабушка до самой смерти говорила о тех днях и всегда плакала, а я еще пацаном был и не понимал, отчего слезы…
27 июня 1941 года в деревню Торчицы (15 км от Барановичей) вошли фашистские войска. Начали они сгонять людей в колхозный сад, многие прятались в подвалах, погребах, уходили в лес.
Мой дед, Нестерович Павел Николаевич, всю семью в погребке спрятал, поодаль от дома, и сосед так поступил. Фашисты вошли в дом, вытащили моего деда во двор, бабушка с четырьмя детьми всё видела, и мама моя, и ее сестра, и братья. Гитлеровцы требовали, чтобы дед сказал, где семья, дед не сказал. Тогда из огнемета фашисты подожгли дом. Дед схватил вилы и бросился на них, в него выстрелили, а затем еще живого сожгли напалмом. Такая же участь постигла и соседа. Тогда сгорело много домов в деревне, погибли еще люди…
В годы оккупации ютились в этом погребке и зимой, и летом. Смерть отца вызвала лютую ненависть к фашистам у детей. Старший сын Сергей с соседским другом – тоже Сергеем – стали собирать брошенное оружие и прятать в лесу в схронах. Позже через связников передавали винтовки, автоматы, гранаты и прочее партизанам. Старшая сестра моей мамы Женя умерла зимой 1942 года от бомбы и ребенок ее совсем маленький тоже умер, а дядю Сергея в 1943 году выдал один из односельчан карателям из Колдычевского лагеря смерти, выдал и соседского парня Сергея. Забрали их в один день и в бабушку стреляли – но осечка вышла. Потом, когда после войны некоторых из карателей-полицаев поймали и суд был в Барановичском Доме офицеров, моя бабушка узнала того, кто забирал ее сына и стрелял в нее. Она свидетельствовала на том суде, и каратель тоже ее узнал, он сказал тогда: «Вот видишь – долго жить будешь, раз пуля тебя не взяла».
…Еще бабушка и мама моя рассказывали, как по ночам с другими женщинами пробирались к расстрельным ямам. Иногда из-под земляных холмов раздавались звуки – как стон и земля шевелилась. Женщины голыми руками разгребали землю, но живых не было – это дух исходил из наваленных друг на друга тел – потому и стон и земля шевелилась. Иногда кто-то из женщин узнавал в убитых сына, мужа, соседку, подругу. Тогда тайком их тела забирали и хоронили на деревенском кладбище (тоже тайком – ночью).
В районе Колдычевского лагеря смерти в лесах расстрельных ям много, ведь убито и замучено там было более 22 тысяч наших земляков.
Говорят, фашисты и предатели уничтожили каждого третьего белоруса. В моей семье в живых осталось только трое: моя бабушка, моя мама, мой дядя Коля – покалеченный фашистами. Разве это не геноцид белорусского народа? Разве это не истребление белорусов до ноля?»
Жительница Барановичей Зинаида Педь поделилась с учениками СШ № 4 воспоминаниями о своем опаленном войной детстве – в 1940-х она была школьницей.
Виталий ГЕРЦЕВ
