В годы Великой Отечественной войны люди погибали на фронтах, в партизанских отрядах.
Такая смерть была героической смертью в бою. Труднее было принять смерть своих родных и близких, которые погибали от зверств и издевательств фашистов в концентрационных лагерях. Три лагеря было на территории нашего края: Колдычево, «Шталаг 337» и Барановичское гетто – три кровожадные воронки, которые поглотили тысячи жизней. И если узников первых двух могли обвинить в сопротивлении немцам, то в третьем уничтожали людей только за то, что они родились евреями.
Первоначально гетто создавались как источник дешевой рабочей силы. А ликвидация гетто проводилась как часть «окончательного решения» еврейского вопроса. Когда принималось решение о ликвидации, немцы призывали евреев добровольно являться для перевода их якобы в трудовые лагеря. Иногда призыв сопровождался обещаниями улучшить условия жизни. Но в большинстве случаев проводились облавы, и жители гетто силой доставлялись на сборные пункты, откуда их обычно перевозили поездами в лагеря смерти. Лишь немногим из жителей гетто удавалось остаться в живых.
В городе Барановичи гетто было создано в конце 1941 года. Уже к декабрю его территория была обнесена высоким, в три ряда забором из колючей проволоки. Сам лагерь охранялся немецкими и полицейскими автоматчиками. Плотность же населения в гетто была невероятно высокой. Евреи жили в невыносимой тесноте – на человека приходился квадратный метр жилой площади. Например, в снесенном уже после войны маленьком деревянном домике на углу улиц Притыцкого и Мицкевича размещалось 82 человека. В трех его небольших комнатах были установлены нары в 4 этажа. Под жилье использовались коридор, сарай, погреб и другие подсобные помещения. Проходить в двери и у нар можно было только боком…
На небольшой территории лагеря размещалось одновременно около 15 тысяч жителей Барановичей, а также евреи из поселков Городище, Новая Мышь, городов Новоельня, Новогрудок. Встречались здесь и бежавшие от фашистов евреи из Польши.
Выходить из гетто на работу и возвращаться обратно разрешалось только через ворота, притом колонной, во главе которой шел немец или полицейский. Входя на территорию, каждый должен был поднимать руки, и полицейский тщательно обыскивал его. Если у кого-то обнаруживались продукты, которые обитателям лагеря продавали или отдавали жители города, желая хоть как-то облегчить их участь, его жестоко избивали дубинкой. Но это мало кого останавливало, ибо в гетто оставались голодными старики и дети, продукты питания на которых не предусматривались вовсе. На каждого же работавшего за его каторжный труд, длившийся по 10–12 часов в сутки, выдавалось лишь 200 граммов эрзац-хлеба в день и килограмм крупы в месяц.
В конце февраля 1942 года глава юденрата Изыксон и его секретарь г-жа Женя Манн были приглашены в офис регионального комиссара, который потребовал представить ему список из 3 000 пожилых и больных евреев, обещая не причинять вреда остальным узникам гетто. Изыксон наотрез отказался это сделать, сказав: «Вы можете требовать все, кроме человеческих жизней, они – в руках Бога». Угрозы, что это будет стоить ему очень дорого, были безрезультатны.
3 марта 1942 года полицейские потребовали, чтобы все работоспособные до утра следующего дня в доме по улице Церковной (ныне – Лисина) получили документы о праве на работу (арбайтштайн). А 4 марта с 4 до 11 часов утра они перегнали в восточную часть всех узников, у кого имелся «арбайтштайн». А остальные…
На перекрестке улиц Сосновой и Садовой (ныне улицы Грицевца и Мицкевича) в тот день стояло множество жандармов, полицейских и других карателей, которые сортировали людей. Тех, кто не имел свидетельства о праве на работу, избивали дубинками и прикладами, загоняли в автомашины-«душегубки» и увозили к местам расстрела в район вагонного депо (к так называемому Зеленому мосту) и в поле между деревнями Узноги, Грабовец и Глинище. Большинство казненных были женщины, старики и дети.
Членов еврейского совета в тот день послали закапывать еще дышащую могилу-ров возле Зеленого моста. От председателя юденрата полицейские потребовали отобрать для этого группу мужчин. Узнав о массовом расстреле, Изыксон отказался это сделать. Тогда его, переводчицу Менову, учителя танцев Давида Морина доставили к месту казни, сорвали с них одежду, и потребовали (под игру гитлеровцев на губных гармошках) танцевать возле свежей могилы-рва. Потом их расстреляли.
Всего в этот день немцы расстреляли 3 400 человек.
21 сентября 1942 года, накануне очередного расстрела, члены подпольной дружины гетто и небольшой группы партизан напали на гебитскомиссариат с целью отвлечения внимания от подготовленного побега заключенных гетто. В завязавшемся бою все нападавшие были уничтожены немецкими солдатами, но свыше сотни узников за это время бежали.
С 22 сентября по 2 октября 1942 года из Барановичского гетто под руководством того же начальника барановичского СД-гестапо унтерштурмфюрера Аммелюнга Вальдемара, заместителя гебитскомиссара Бертрама Курта, обершарфюрера Берхардта Отто, заместителя начальника полиции округа оберштурмфюрера Шлегеля в течение девяти суток взрослые и дети вывозились на автомашинах и в «душегубках» к заранее подготовленным за городом ямам между деревнями Грабовец и Глинище. За этот период было расстреляно 5 000 человек.
С 17 декабря 1942 года в течение месяца в городе Барановичи под непосредственным руководством того же Аммелюнга Вальдемара и его заместителей началось ещё более кровавое массовое уничтожение граждан: 7 000 евреев расстреляли около села Грабовец, остальных перевели в Колдычевский лагерь смерти. Подвалы, в которых прятались люди, закидывались гранатами. День 17 декабря 1942 года стал последним днём Барановичского гетто. На въезде в город появились таблички «Свободно от евреев».
